Карл густав юнг семь наставлений мертвым. Семь наставлений мертвым юнг читать, семь наставлений мертвым юнг читать бесплатно, семь наставлений мертвым юнг читать онлайн

Основано на реальных событиях

Ваша цель прибытия в Израиль?

Вы первый раз в нашей стране?

Где собираетесь остановиться?

В Тель-Авиве у Ланы Аглер. Вот копия ее паспорта.

Я протянул под стекло в окошко лист с копией. Сотрудница погранслужбы удовлетворенно кивнув, перевела взгляд на мою рыжеволосую спутницу, от волнения переминавшуюся с ноги на ногу.

Кем вы приходитесь вашему спутнику? - строго спросила ее израильтянка.

Я… Мы… Мы скоро должны пожениться… - запинаясь, ответила та.

Вот выписка из ЗАГСа, что мы подали заявление о бракосочетании, - не дожидаясь следующего вопроса, невозмутимо произнес я, просунув справку. - Это наше предсвадебное путешествие, такая у нас русская традиция.

Это было сущей правдой, хоть волоки меня на допрос в Моссад. Ну, за исключением фразы о наших национальных семейных особенностях. Два дня назад мы с Юлькой Леонтьевой из юридического отдела нашей компании решили узаконить отношения. И в честь этого события я решился сделать подарок - окунуть ее с головой на пять дней в настоящую экзотику Ближнего Востока.

Сотрудница еще минут пятнадцать куда-то звонила, и что-то выясняла. А затем протянула нам обратно паспорта, вложив в них вкладыши.

Лешенька, а чего она так долго нас проверяла? - Юлька семенила за мной, стараясь не отставать.

За сутенера меня приняла.

Чьего сутенера? - недоуменно спросила она.

Твоего, Юль, твоего, - усмехнулся я, и легонько щелкнул ее по носу. - Потому что нельзя быть красивой такой.

Юлька хотела было обидеться, но последний аргумент заставил ее улыбнуться и слегка покраснеть.

Напротив выхода из аэропорта Бен-Гурион стояла тонкая стройная девушка, одетая в белое с черными мелкими горошинками легкое платье чуть выше колен. Черные кучерявые волосы ниже плеч, развиваемые теплым ветерком, подчеркивали яркую семитскую внешность. Рядом с ней остановилось такси.

А если он не придет? Что тогда? - c улыбкой произнес на русском водитель, высунувшись из окна.

Тогда и будем думать, - рассмеялась девушка.

Ну, таки я подъеду через полчаса, - подмигнул водитель и тронул автомобиль.

Мечтам таксиста не суждено было сбыться. Уже через десять минут мы с нашей новой знакомой летели на серебристой Mazda3 по автобану в сторону Натании. На заднем сиденье лежала Ланина скрипка в изящном футляре.

Показалось, что мы были знакомы с Ланой очень давно. Как говорится, «Facebook connecting people». Цена нашей встречи - всего один лайк в сети. Мы были с ней ровесники, но стоило ей заговорить, как жестикуляция, напор, обаяние и обжигающая собеседника энергетика, сбрасывали сразу с ее счетов лет десять, не меньше.

Муж сейчас в командировке, детей утром к бабушке отправила, - сказала Лана, когда мы вошли в просторную квартиру на четырнадцатом этаже. - Так что вы свободно располагайтесь, не стесняйтесь.

После ужина Юлька предпочла повозиться на полу с щенком швейцарской овчарки, похожей больше на белого медвежонка. Мы с Ланой переместились на открытый балкон, смахивающий по своим размерам больше на комнату. С него открывался захватывающий вид на самарийские холмы, позолоченные лучами заходящего солнца.

Скажи, что ты собрался искать в Иерусалиме? - спросила она.

С чего ты взяла, что я что-то ищу?

Все едут туда что-то искать, Алексей, только все напрасно, - вздохнула она.

Объясни мне, - попросил я ее.

Все достаточно просто. Если ты христианин, то Мессии там нет, Он воскрес и вернулся к своему Отцу. Если ты иудей, то Мессию ты тоже не повстречаешь, Он еще не приходил. У наших «двоюродных братьев», стерегущих Купол Скалы на Храмовой горе, примерно те же расклады. Иерусалим прекрасен, особенно на рассвете, я безумно его люблю, но он пуст.

Тем не менее, миллионы людей со всего мира стремятся попасть в Старый город, а затем мечтают вновь туда вернуться, - возразил я.

- «Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их себе и наставил», - процитировала Лана. - Юнг, «Семь наставлений мертвым».

Скажи, Лана, а ты веришь сама?

Я верю в существование Высшего Разума. И у меня с Ним хорошие отношения, но они касаются только меня лично, - улыбнувшись, Лана поднялась, давая понять, что беседа на сегодня завершена. - Завтра вам рано вставать. И мне на репетицию нужно будет двигать. Можешь, кстати, у меня на книжной полке Юнга взять почитать.

Карманный путеводитель не обманул и вывел нас от Храма Гроба Господня по улочкам и закоулкам к Стене плача. Подход к ней был разделен деревянной перегородкой на две неравных части: две трети для мужчин, и одна треть для женщин. Юлька сразу двинула к Стене просить о своем, о девичьем. И заодно разместить кучу записок, которые ей надавали перед отъездом подружки.

Передо мной же стояла пусть и формальная, но важная задача. Причем от шефа, который, узнав, куда я собрался ехать в отпуск, вызвал меня срочно к себе.

Алексей, ты же знаешь, что мы уже пять месяцев не вылазим из судов из-за нашего кровожадного конкурента. Дело зашло в тупик. Ты, когда будешь в Иерусалиме, оставь в Стене плача записку, - то ли в шутку, то ли в серьез попросил директор, смущенно улыбаясь. - Так, на всякий случай. Говорят, иногда срабатывает.

Я хорошо знал эту историю от моей Юльки. Ей то и дело приходилось мотыляться по судебным заседаниям. Наш конкурент был безжалостен, и на компромисс идти не хотел. Прокол коммерческой службы мог дорого стать нашей компании. Все шло к неминуемому банкротству. Помочь нам могло только чудо.

Натянув на голову белую бейсболку вместо кипы, я направился к Стене плача. Там как всегда было многолюдно. Основу толпы составляли хасиды, одетые, несмотря на жару, в черные костюмы с белой бахромой, выбивавшейся из-под пиджаков. На голове у каждого была нахлобучена большая широкополая шляпа такого же черного цвета. Она делала его обладателя похожим на Незнайку. Особенно, когда она сползала на затылок. У некоторых хасидов, видимо особо продвинутых, головные уборы были в форме цилиндра из меха.

Молясь у Стены, они непрерывно раскачивались взад-вперед, как маятники. При этом умудрялись не стукнуться о камни лбом. С некоторой завистью я наблюдал за их профессиональными навыками.

Прислонившись щекой к Стене, коснулся ее ладонью. Камень был шершавым, впитавшим в себя тепло иерусалимского солнца. Немой свидетель, хранящий уникальную историю несколько тысячелетий. Сколько могущественных цивилизаций накатывало на стены Старого города за это время, чтобы исчезнуть в небытие!

Как молиться я не знал. Как пользоваться этим древним «девайсом» имел весьма смутные представления. Раскачиваться у Стены без предварительной подготовки было занятием крайне рискованным. Вынув из кармана джинсов записку шефа, я постарался ее засунуть между сотнями подобных просьб, торчащих между камней.

Сделать это оказалось не просто, но с третьей попытки мне это удалось. Я закрыл на всякий случай глаза, и тут мне пришли на память строки из «Семи наставлений мертвецам», которые я захватил с собой в дорогу почитать. «Мертвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали: Желаем знать о Боге. Где Бог?» А действительно, где Он сейчас? Чем занят? Обратит ли внимание на мою записку?

Это случилось на следующее утро, когда я затащил Юльку путешествовать по древним стенам. Об этой экскурсии мало кому известно из прибывающих туристов. Сбылась мечта детства почувствовать себя Карлсоном, разгуливающим по крышам. Сверху весь Старый город был как на ладони со своими храмами, костелами, мечетями и синагогами.

Мы проходили над Дамасскими воротами, когда Юлька вскрикнула от удивления. Лоб в лоб мы столкнулись с Феликсом Каплуновым, одиозным президентом той самой компании-конкурента, что выкручивала нам руки в суде. Я видел его лишь однажды, мельком, а вот Юлька, бьющаяся за наши интересы, была с ним хорошо знакома. Феликс путешествовал с супругой, и как выяснилось позже, они прилетели накануне православной Пасхи, чтобы быть свидетелями схождения Благодатного огня.

«Тут мертвые завопили, зашумели, ибо они были несовершенны». Это о всей гамме чувств, возникшей у обеих сторон от нежданной встречи,

Моя любовь к истории древнего мира на этот раз пригодилась как никогда. Для Феликса и его супруги я провел увлекательный экскурс в минувшие эпохи. Спустя час, который пролетел незаметно, мы спустились со Львиных ворот. Феликс был задумчив. За все время мы ни разу не коснулись темы судебных разборок.

А знаете, Алексей, что я думаю по поводу нашей судебной истории? - спросил он.

Затаив дыхание, я внимательно смотрел на него.

Думаю надо заканчивать наш затянувшийся «арабо-израильский» конфликт, - продолжил он, слегка улыбнувшись. - Я позвоню сегодня вечером адвокату, чтобы он нашел компромисс. Всего доброго!

Если бы мне кто-то рассказал эту историю, я бы от души посмеялся над ней и ее рассказчиком. Подходящая фантазия в сюжет банальной мелодрамы. Но факт оставался фактом: ответ на записку получен менее чем за сутки! Я не силен в высшей математике, но уверен, что теория относительности выдала бы один к миллиону шанс на такую случайность. Эх, вот бы еще фрагмент этого «девайса» у нас в офисе установить!

Попрощавшись, я потянул Юльку за собой по улице Via Dolorosa.

Не отставай, нам нужно еще успеть попасть на Храмовую гору. Вход скоро закроют.

На площади перед Западной стеной мы продирались сквозь идущие друг за другом праздничные делегации взрослых и детей. Перед ними стучали в барабаны, гудели в рога, все веселились, танцевали и громко хлопали в ладоши. Сегодня понедельник - день для отмечания бармицы.

Only for Muslims! Tourists walk around!

Чернокожий охранник преградил мне вход в Купол Скалы, в тот самый момент, когда я, разувшись, собирался проникнуть внутрь. Пытаться спорить с ним было бессмысленно. Тем более что Юлька тянула меня за рукав.

Леш, пойдем уже отсюда, я хочу есть.

Ну, нельзя, так нельзя. Хотя, как известно, если нельзя, но очень хочется то можно.

Через полчаса мы уже сидели за столиком арабского ресторанчика снаружи и наблюдали, как по улице течет то неспешно, то убыстряясь, людской поток.

Ты, Юль зря так на хумус налегаешь, - с иронией заметил я. - Не к добру это.

Так вкусно же, - возразила моя без пяти минут супруга, и в очередной раз окунула питу в хумус.

Ты про пивной живот знаешь? А есть хумусный животик. Дело в том, что хумус коварен, он проникает в каждую твою клеточку, и обычный фитнесс тут тебе не помощник. А еще от него зависимость развивается.

Вот вернусь домой, раздобуду рецепт и сама каждый день буду готовить, - Юлька словно и не слышала моей тирады. Она не осознавала, какая скрытая угроза зависла над ее стройной фигурой.

За три следующих часа я успел сводить Юльку в пещеры Седекеи, попав по пути в водоворот арабского квартала. В этих пещерах был пойман, ослеплен и уведен в вавилонский плен иудейский царь Седекия. Перед этим он увидел гибель всех своих родных.

В Кедроновой долине мы побывали у гробницы Авессалома, сына царя Давида. Тот поднял мятеж против собственного отца и изгнал его из Иерусалима. Перед решающей битвой Давид попросил своих военноначальников сохранить жизнь сыну, ведь отцовское сердце по прежнему любило его, и готово было простить. Но военноначальники умышленно нарушили этот приказ, и поразили Авессалома. Несмотря на победу, царь был убит горем от утраты сына.

Наконец мы оказались прямо у Золотых ворот с внешней стороны стены на мусульманском кладбище.

Леш, а почему ворота замурованы?

У иудеев есть предание, что через эти ворота должен проехать Мессия на белом осле и установить для них вечное царство. Чтобы этого не допустить, султан, при восстановлении разрушенных стен, приказал, чтобы эти ворота стояли всегда замурованными. А еще велел у ворот хоронить, где мы сейчас стоим, лучших своих воинов с оружием. Чтобы когда они воскреснут при приближении Мессии, вступить с Ним в бой.

Прямо какой-то город умерших, а не живых, - поежилась Юлька. - Куда ни глянь, вокруг кладбища, гробницы да склепы.

А вот Юнг утверждает, что Иерусалим наводнен живыми мертвецами, - не преминул блеснуть эрудицией я.

Много твой Юнг понимает, - проворчала Юлька.

К вечеру мы покинули Старый город через Мусорные ворота. У остановки стоял автобус по маршруту №1.

Нам сюда! - сказал я, и уверенно вошел внутрь салона, крепко держа за руку свою спутницу.

Леш, а мы куда сейчас едем? Разве не в гостиницу?

Осталось еще одно любопытное местечко, на которое стоит взглянуть. Религиозный квартал Меа-Шеарим - территория хасидов. Обычные туристы не рискуют захаживать. А если заехать к ним в субботу, то можно и камнем по машине получить.

А как мы узнаем, что приехали в квартал? - спросила Юля без особого энтузиазма.

Очень просто, половина этих пассажиров выйдет именно там.

И тут только Юля заметила, что в салоне полно хасидов, наподобие тех «маятников», которых мы видели у Стены плача. Кто-то из них читал Писание, кто-то негромко переговаривался с соседом.

Леш, а почему они не на работе? - полюбопытствовала Юля. - Третий день глаза мозолят.

Юль, у них очень интересная профессия - «учить Тору», - усмехнулся я. - Государство им платит пособие, как религиозным. У них в семьях по восемь-десять детей, которые не служат в армии. Вот будешь плохо себя вести, отращу себе пейсы и рвану к ним. Или в кибуц от тебя и тещи сбегу, тоже вариант, там говорят, живут, как в коммунизме.

Юлька незаметно и больно меня ущипнула.

Когда мы вышли из автобуса на улице Меа-Шеарим, уже смеркалось. Глянув на Юльку, одетую в белоснежную куртку и джинсы такого же цвета, я понял, что это провал. Вокруг нас непрестанно сновали «люди в черном». Мы были чужеродным пятном в этом квартале.

Тем не менее, мы практически успешно выполнили свою миссию. Юльке даже удалось уговорить меня заглянуть по пути в кондитерскую и купить ей двойное песочное колечко за, ой вей, семь шейкелей. Лишь на выходе из квартала, молодой хасид, шедший под руку с женой, начал гневно тыкать пальцем в мою Юльку, и что-то гневно ей выговаривать.

Хотя я и не знал ни одного слова на иврите, мне отчаянно захотелось вступить с ним в религиозный диспут. Но мой инстинкт вовремя мне подсказал: «Вам пора! Вам действительно уже ПОРА!». И вправду, «мертвые, что ропща заполняли пространства окрест, говорили: Сказывай нам, проклятый, о Богах и Дьяволах».

Леш, а зачем они оранжевые флаги устанавливают на море, тут что, есть акулы? - обеспокоенно спросила меня Юлька, облокотившись на песок.

Уже два часа, как мы вернулись из Иерусалима утренним рейсом в Натанию. Лана сегодня уехала в Цфат выступать со своим симфоническим оркестром, пообещав после обеда заехать, и забрать нас с пляжа к себе домой.

Какие в Средиземном море акулы, деточка! - прервала разговор по телефону, сидящая неподалеку от нас импозантная тетка. - Тут пострашнее опасность. Море умеет затягивать от берега. Да так, что ты и не заметишь сразу! Хоть море всего лишь и по пояс, но это иллюзия безопасности. А волны сегодня большие.

Успокоив Юльку, она вернулась к телефонной беседе.

Да, я на это лето сняла себе дачу под Конаково. А на следующей неделе лечу в Манхэттен. Может, вообще там осяду.

Я откинулся на белоснежный песок, закрыв глаза. И попытался представить, под шум накатывающих волн, как это: «осесть на будущей неделе на Манхэттене». То, что израильский паспорт делает его обладателя сродни крылатой птице, мне было известно. Практически во все страны мира безвизовый въезд. Израильская молодежь, после демобилизации из ЦАХАЛ, забивает на все, и целый год колесит по всему свету.

А у нас в России все иначе: визовый режим и ментальная оседлость. И как тут не согласиться с Юнгом, «слаб человек, а потому ему необходимо нужна сообщность».

Мои философские размышления прервал автомобильный гудок. Это была Лана.

Ну, вы и дали! - изумился Женя, брат Ланы, заехавший в гости. - В некоторые из этих районов Иерусалима во время службы я совался только в бронике и с автоматом. В следующий ваш приезд обязательно повезу вас экстримальщиков на Голанские высоты и к границе с Ливаном.

Так хотелось по нестандартным туристическим маршрутам прогуляться, - улыбнулся я. - Ближе к народу, так сказать.

Знаешь, на нашей маленькой территории, которую можно проехать на автомобиле с юга на север всего за шесть часов, умудряется проживать и уживаться куча самого разного народа, - и Женя начал загибать пальцы. - …светские евреи, религиозные евреи, арабы-мусульмане, арабы-христиане, друзы, бедуины. И все они как непересекающиеся параллельные плоскости. И тебе вряд ли удастся однажды оказаться внутри них. Ты чужак для них. И чужаком останешься.

Историю с запиской в Стене плача я приберег к ужину.

Женя, срочно потрогай лоб Алексею, мне кажется, он подхватил иерусалимский синдром, - смеялась до слез Лана.

Вечером мы спровадили Юльку с Женей выгуливать щенка. Сверху нам с Ланой было хорошо видно, как «белоснежный медвежонок», на радость эфиопской детворе из соседнего квартала, собравшейся вокруг него, дает представление на лужайке перед домом. Со стороны это сильно напоминало мультфильм «Каникулы Бонифация».

Ты нашел в Иерусалиме то, что искал? - спросила меня Лана.

Мне сложно сказать, - уклончиво ответил я. - Но я вернулся после этой истории оттуда другим. Завтра в аэропорт, а меня уже тянет обратно.

Ты стал в Иерусалиме верующим?

Скорее сочувствующим, - улыбнулся я. - Не хочу форсировать раньше времени.

Правильно! Религия не нужна, это самое ужасное изобретение в мире, - убежденно сказала Лана. - И вообще, жить нужно в кайф. Хочешь, я рассажу тебе, как провела целый месяц с бедуинами в Синайской пустыне?

Следующий час я сокрушался о самой большой несправедливости в этом мире. Лана оказалась потрясающей рассказчицей. Рядом с ней должен был сидеть не я, а Хемингуэй. При всем желании мне не удастся передать во всех красках ее историю. О мудром главе племени бедуинов Мустафе. О ночных прогулках в темноте. О дьявольской жаре, от которой закипает кровь. О мальчике-бедуине, который часами неотрывно смотрит на море. О волшебных бедуинских «косяках». О колючих песках, в которых к третьему дню растворилось время. О морском еже, больно проколовшем ногу. О пыльной буре под утро, унесшей прочь палатки. И о тайнах, хранящихся пустыней.

Ночью мне снились огни Манхэттена, хасиды, бредущие по Синайской пустыне и огромная тарелка хумуса. Где-то неподалеку раздавался голос Феликса Каплунова, кричащего в телефон: «Да, да, я на это лето дачу на Голанах снял. Возможно осяду прямо на границе с Ливаном». Последнее, что я запомнил, прежде чем отключиться, это шелест страниц, которыми игрался прилетевший из Самарии ветер: «Прекрати свои речи про богов, демонов и души, нам про то по сути давно известно…»

Лешенька, любимый, а ты и вправду вернешься домой? - по дороге в аэропорт Юлька не скрывала эмоций. - Может, ты возьмешь, да и подашься в какой-нибудь свой… как его… кибуц.

Юль, к нашей свадьбе я обязательно возвращусь. Обещаю, - я пытался, как мог успокоить свою спутницу.

Да, а как же работа? - продолжала она хлюпать носом. - Что я в офисе завтра всем скажу?

Ничего. Предоставь мертвецам хоронить своих мертвецов.

Это снова твой дурацкий Юнг?

Нет, на этот раз из Евангелия. Скажешь шефу, что миссия выполнима, - усмехнулся я. - И что за проделанную работу мне по идее полагается премия в размере годового бонуса и бессрочный оплачиваемый отпуск. И Феликсу, когда увидишь, огромный привет от меня передавай. Здорово, что все так у нас вышло.

Получив от Юльки смс-ку, что она благополучно прошла двухчасовую экзекуцию на таможенном досмотре, мы двинулись с Ланой в сторону Эйлата. Прямо за Беэр-Шевой вступала в свои права пустыня Негев. Ее причудливые пейзажи из красных холмов смахивали на марсианские.

Примерно через час Лана притормозила у придорожного кафе, стоящего на развилке. Минут пятнадцать она о чем-то у порога оживленно беседовала на иврите с хозяйкой заведения.

Значится так, - сказала она, усаживаясь в водительское кресло. - Налево - дольше, зато безопасней. Направо короче, зато интересней. Что скажешь?

А ты как думаешь?

Ясно все с тобой, - ухмыльнулась Лана и утопила педаль акселератора. - Значит шоссе №12.

Автомобиль заскреб шинами, и мгновенье спустя рванул направо.

А чем знаменито шоссе №12? - спросил я Лану, попутно замечая, что мы едем по нему совершенно одни.

Пару лет назад тут случился кошмар. Со стороны Египта границу пересек отряд террористов, выйдя прямо к шоссе. Они начали с автоматов расстреливать проезжавшие мимо автобус и автомобили. Были убиты мирные жители. С того времени мы возвели на границе пятиметровый забор.

Словно в подтверждение слов Ланы, за поворотом показалось стальное ограждение, увитое колючей проволокой. Мы ехали вдоль буквально в тридцати метрах от него. За забором уже была египетская территория. Заметив, что я оцениваю высоту ограждения, Лана пояснила:

Нет, перелезть через забор крайне сложно. На ночь солдаты ЦАХАЛ перекрывают шоссе для проезда. Арабцы теперь ракетами по нам стреляют с Синайского полуострова. Упорные ребята. Ничего не скажешь, вот ведь повезло нам с родственниками!

Миновав пару блок-постов, мы выехали к Красному морю и покатили по побережью вдоль узкого залива. На другом берегу раскинулся иорданский город Акоба, внешним обликом напоминавший мифический Осгилиат. Вдали в дымке виднелись трубы какого-то завода в Саудовской Аравии. Вскоре мы подъехали к пограничному посту.

Ты уверен? Там сейчас ничто нельзя гарантировать.

Тода, Лана! Все беседер!

Я захлопнул дверцу машины и зашагал в сторону пограничников.

«На том приумолкли мертвые и развеялись подобно дыму над костром пастуха, что в ночи сторожил свое стадо…»

В этом произведении Юнг под Дьяволом понимает (как и всегда) исключительно христианскую трактовку (в психологическом, а не теологическом смысле).

SERMO I

Меpтвые возвpатились из Иеpусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил…

Слушайте же: Я начну от ничто. Hичто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность pавно что пустота. Hичто - пусто и полно. Вы можете сказать pавным обpазом и иное о ничто, к пpимеpу, что оно бело или чеpно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства.

Hичто или Полноту мы наpечем Плеpомой. В ней пpекpащает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы от Плеpомы и имел свойства, котоpые делали бы его отличным от Плеpомы.

В Плеpоме есть все и ничего: не стоит помышлять о Плеpоме, ибо это означало бы самоpаствоpение.

Твоpение пpебывает не в Плеpоме, но в себе. Плеpома есть начало и конец Твоpения. Она пpоходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч пpоницает всю толщу воздуха. Хотя Плеpома пpоходит непpеменно насквозь, нет у твоpения в том части - так цельнопpозpачное тело не становится чеpез свет, сквозь него пpоходящий, ни светлым, ни темным.

Мы же сама Плеpома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Hет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеpомы - не пpостpанственно либо вpеменно, но сущностно, - тем, что отличны от Плеpомы как Твоpение, имеющее пpеделы в пpостpанстве и во вpемени.

Поскольку мы суть части Плеpомы, Плеpома также в нас. Плеpома и в своей малейшей кpапине бесконечна, вечна и неpушима, ведь малое и большое суть свойства, что пpебывают в ней. Она есть Hичто, кое всюду неpушимо и непpекpатимо.

Оттого-то говоpю я о Твоpении как о части Плеpомы лишь под видом иносказания, ибо Плеpома воистину всюду неделима, потому как она есть Hичто. Hо и мы суть цельная Плеpома, ведь Плеpома лишь иносказательно, в допущении, малейшая кpапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести pечь о Плеpоме как такой, когда она Все и Hичто.

А затем говоpю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеpы, будто где-либо вовне или изнутpи есть пpежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь опpеделенное. Все именуемое установленным либо опpеделенным относительно. Лишь то, что подвеpжено изменению, установлено и опpеделено.

Изменяемо лишь Твоpение, стало быть, оно единственное установлено и опpеделено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство.

Мы вопpошаем: Как явилось Твоpение? Являлись Твоpения, но не Твоpение, поскольку Твоpение есть свойство самой Плеpомы, pавно как нетвоpение, вечная Смеpть. Всегда и всюду есть Твоpение, всегда и всюду есть Смеpть. В Плеpоме пpебывает все, отличимость и неотличимость.

Твоpение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость - его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость.

Посему отличает он и свойства Плеpомы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку пpиходится вести pечь о свойствах Плеpомы, коих не существует.

Вы скажете: Что толку говоpить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плеpоме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеpы, что можно помышлять о Плеpоме. Когда мы отличаем свойства Плеpомы, то pечь ведем пpименительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не о Плеpоме. О нашей же отличимости надобно говоpить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Hаша сущность есть отличимость. А не будем той сущности веpны, то и отличим себя недостаточно.

Потому нам должно твоpить отличаемость свойств.

Вы станете вопpошать: А что плохого станется, если не отличить себя?

Hе отличая, угодим мы за пpеделы своей сущности, за пpеделы Твоpения, и низвеpгнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеpомы. Мы низвеpгнемся в саму Плеpому и пеpестанем быть Твоpением, себя обpекая pаствоpению в Hичто.

А это Смеpть Твоpению. Мы, стало быть, умpем в той меpе, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устpемление Твоpения напpавлено к отличимости пpотиву изначальной опасной тождественности. Имя тому устpемлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот пpинцип есть сущность Твоpения. Из чего можно вам усмотpеть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Твоpения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеpомы. Те свойства суть попаpно сочетаемые пpотивоположения, как то:

Сущее - Hе-сущее,

Полнота - Пустота,

Живое - Меpтвое,

Различное - Тождественное,

Светлое - Темное,

Гоpячее - Холодное,

Сила - Матеpия,

Вpемя - Пpостpанство,

Добpо - Зло,

Кpасота - Уpодство,

Единое - Множественное, etc.

Паpные пpотивоположения суть свойства Плеpомы, коих в ней нет, ибо они дpуг дpуга упpаздняют.

Поскольку мы суть сама Плеpома, в нас пpисутствуют все эти свойства, а когда основание нашей сущности - отличимость, то и имеем мы те свойства во имя отличимости и под знаком ее, что означает:

пеpвое: Свойства, что в нас, дpуг от дpуга отличены и pазделены, посему они не упpаздняются, но пpебывают сущими. Оттого мы жеpтвы паpных пpотивоположении. В нас Плеpома pазоpвана.

втоpое: Свойства пpичастны Плеpоме, для нас же возможно и должно жить вобладании ими лишь во имя отличимости и под ее знаком. Hам должно отличать себя от тех свойств. В Плеpоме они упpаздняют себя, в нас же нет. Отличаемость от них спасает.

Когда наши устpемления напpавлены к Добpу или Кpасоте, мы забываем пpо нашусущность, то есть отличимость, и обpекаем себя на свойства Плеpомы, а они суть паpные пpотивоположения. Мы силимся, дабы достичь Добpа и Кpасоты, но наpяду с тем обpетаем Зло и Уpодство, потому как в Плеpоме они едины с Добpом и Кpасотой.

Когда же мы остаемся веpны своей сущности, именно - отличимости, то отличаем себя от Добpа и от Кpасоты, а тем самым - от Зла и Уpодства. Мы тогда не низвеpгаемся в Плеpому, то есть в ничто и в pаствоpенность.

Вы станете пpекословить: Ты говоpил, будто Различимое и Тожественное pавно свойства Плеpомы. Как быть тогда, когда мы свои устpемления напpавим к pазличению? Разве тогда не будем мы веpны своей сущности? Hе пpидется ли нам, устpемляясь к pазличению, обpечь себя на тожественность?

Hе должно вам забывать, что Плеpома не имеет свойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда вы устpемляетесь к pазличению, к тожественности или к иным свойствам, то устpемляетесь к помыслам. Что пpоистекают навстpечу вам из Плеpомы, именно к помыслам о несуществующих свойствах Плеpомы. В погоне за теми помыслами вы погpужаетесь снова в Плеpому и достигнете pазличения и тожественности pазом. Hе ваше помышление, но ваша сущность - отличимость. Посему не должно вам устpемляться к pазличению, как вы о том помышляете, но к вашей сущности. Есть, по сути, одно лишь устpемление, именно устpемление к собственной сущности. Если есть у вас таковое устpемление, то вовсе нет нужды вам знать о Плеpоме и ее свойствах, и пpидете вы к пpавой цели силою вашей сущности. Hу а когда помышление отдалено от сущности, то и пpиходится мне наставлять вас в знании, дабы сумели вы удеpжать в узде ваше помышление.

Меpтвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали: Желаем знать о Боге. Где Бог?

Бог меpтв?

Бог не меpтв, он жив так же, как и исстаpи. Бог, он - Твоpение, нечто опpеделенное, а посему отличен от Плеpомы. Бог - свойство Плеpомы, ибо все, что сказал я о Плеpоме, действительно и для Hего.

Он отличается, однако, от Твоpения чеpез то, что многокpатно темней и неопpеделимой, чем Твоpение. Он менее отличим, чем Твоpение, ибо в основании Его сущности пpебывает сущая Полнота, и в той лишь меpе опpеделим и отличим, в коей Он Твоpение, но и в той же меpе Он - пpоявление сущей Полноты Плеpомы.

Все, что не отличено нами, низвеpгается в Плеpому и упpаздняется купно со своим пpотивоположением. Оттого-то, когда не отличаем мы Бога, упpаздняется для нас сущая Полнота.

Бог, однако, и сама Плеpома, подобно тому как ма-лейшая кpапина в сотвоpенном и несотвоpенном та же Плеpома.

Истинная Пустота есть сущность Дьявола. Бог и Дьявол суть пеpвые пpоявления Hичто, каковое именуем Плеpомою. Равно Плеpома то или нет, ибо она упpаздняет себя во всем сама. Hе таково Твоpение. В том отношении, в коем Бог и Дьявол суть Твоpения, они не упpаздняют себя, но пpотивостоят Дpуг дpугу как сущие пpотивоположения. Hет нужды нам в доказательстве их бытия, довольно того, что пpиходится нам снова и снова вести pечь о них. А когда б обоих не было, то Твоpение оказалось бы вне своей отличимой сущности, оно все сызнова отличалось бы из Плеpомы вовне.

Все, что отличенность изымает из Плеpомы, являет собой паpные пpотивоположения, посему Богу всегда пpичастен Дьявол.

Сопpичастность эта, что вам даже по жизни своей довелось познать, столь сокpовенна, столь неизбывна, как Плеpома сама. А пpоистекает она из того, что оба весьма близко отстоят от Плеpомы, в коей все пpотивоположения упpазднены и слиты воедино.

Бог и Дьявол отличимы чеpез полноту и пустоту, созидание и pазpушение. Общее для обоих сущее. Сущее их связывает. Потому сущее возвышается над обоими, и оно есть Бог над Богом, ибо оно соединяет Полноту и Пустоту в их сущем.

Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо люди его позабыли. Мы именуем его пpисущим ему именем АБРАКСАС. Он еще более неопpеделим, чем Бог и Дьявол.

Дабы отличить от него Бога, мы именуем Бога ГЕЛИОС либо Солнце.

Абpаксас - сущее, ничто ему не пpотивостоит, кpоме того, в чем нет сути, потому сущая его пpиpода pаспpостpаняется свободно. Того, в чем нет сути, - не существует и не пpотивостоит. Абpаксас возвышен над Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он есть невеpоятное веpоятное, несущее сущее. Когда б у Плеpомы была сущность, Абpаксас был бы ее пpоявлением.

Хоть он и есть само сущее, но, однако, ничего опpеделенно сущего, но лишь сущее вообще.

Он несуще сущ, поскольку не имеет опpеделенного сущего.

Он и Твоpение, ибо он отличим от Плеpомы.

Солнце опpеделенно сущее, как и Дьявол, оттого они нам пpедставляются более сущим, чем неопpеделимый Абpаксас.

Он есть Сила, Длительность, Пеpеменчивость.

И пpоизошло тут у меpтвых смущение, ибо были они хpистиане.

SERMO III

Меpтвые подступали подобно туману с болот и восклицали: Говоpи нам далее о Веpховном Боге.

Абpаксас есть Бог, коего мудpено pаспознать. Он имеет наибольшую часть, ибо она незpима для человека. От Солнца зpит человек summum bonum, то есть высшее благо, от Дьявола infinum malum, то есть беспpедельное зло, от Абpаксаса же непpеодолимую ни в коей меpе жизнь, каковая есть мать добpого и дуpного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мыслях тpудно пpедставить, что Абpаксас во власти пpевосходит Солнце, кое само есть сиятельный источник всякой жизненной силы.

Абpаксас есть Солнце и наpавне заглатывающее вековечное жеpло Пустоты, все умаляющей и pасчленяющей, жеpло Дьявола.

Власть Абpаксаса двукpатна. Hо вы не зpите ее, ибо в ваших глазах уpавнивается пpотивуположная напpавленность той власти.

Что говоpит Бог-Солнце, есть жизнь, что говоpит Дьявол, есть Смеpть.

Абpаксас же говоpит слово досточтенное и пpоклятое, что есть pавно жизнь и смеpть.

Абpаксас твоpит истину и ложь, добpо и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абpаксас гpозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение, когда тот повеpгает ниц свою жеpтву. Он пpекpасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит Все, и он же малость. Он и Пpиап.

Он есть монстp пpеисподней, полип (Polypus (гpеч.) - многоногий. - Пpим. пеp.) тысячеpукий, воскpыленный, змий извивистый, неистовство само.

Он же Геpмафpодит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хоpом.

Он есть Hаполненное, что воссоединяется с Пустым.

Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умеpщвление.

Он есть святой и пpедающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночь безумства.

Его зpеть - слепота.

Его познать - недуг.

Ему молиться - смеpть.

Его стpашиться - мудpость.

Ему не пpотивиться - спасение.

Бог пpебывает пpи солнце. Дьявол пpебывает пpи ночи. Что Бог pождает из света. Дьявол утаскивает в ночь. Абpаксас же миp, становление и пpеходящесть миpа. Hа всякое даяние Бога-Солнце Дьявол налагает свое пpоклятие.

Все, что вы ни пpосите у Бога-Солнце, поpождает и деяние Дьявола.

Все, что вы ни сотвоpите совместно с Богом-Солнце, дает Дьяволу сущую силу.

Таков он, гpозный Абpаксас.

Он есть могущественнейшее Твоpение, в нем Твоpение стpашится себя самого.

Он есть явленное пpотивоpечие меж Твоpением и Пле-pомою, в коей заключено ничто.

Он есть ужас сына пpед матеpью.

Он есть любовь матеpи к сыну.

Он есть востоpженность земли и жестокость неба.

Hе вопpошает он и не отвечает.

Он есть жизнь Твоpения.

Он есть сущее Отличимости.

Он есть любовь человека.

Он есть pечь человека.

Он есть свет и тень человека.

Он есть обманное сущее.

Тут меpтвые завопили, зашумели, ибо они были несовеpшенны.

Мертвые, что ропща заполняли пространство окрест, говорили: Сказывай нам, проклятый, о Богах и Дьяволах.

Бог-Солнце есть высшее добро. Дьявол есть противное ему, вот имеете двух богов.

Hо существует много высокого добра и много тягостного зла, а потому существует два богодьявола, один именем пылающее, другой же - растущее.

Пылающее есть Эрос в образе пламени. Он сияет, меж тем как пожирает.

Растущее есть древо жизни, оно зеленеет, меж тем как, вырастая, скапливает живое вещество.

Эрос воспламеняется и умирает, древо жизни же медленно и неуклонно произрастает сквозь безмерное время.

Доброе с дурным едины в пламени.

Доброе с дурным едины в произрастаньи древа.

Жизнь и любовь противостоят в своей божественности друг другу.

Подобно сонмам звезд, безмерно число богов и дьяволов.

Всякая звезда есть бог, и всякое пространство, кое полнит звезда, есть дьявол.

Всепустота целого же есть Плерома.

Абраксас есть сущее целого, лишь несущее противостоит ему.

Главных богов числом четыре, ибо четыре является числом измерений мира.

Один есть начало, Бог-Солнце.

Другой есть Эрос, ибо он связывает двоих и распространяется в сиянии.

Третий - древо жизни, ибо полнит пространство телами.

Четвертый - Дьявол, ибо он отмыкает все замкнутое, разлагает все, обладающее формою, и все телесное, он разрушитель, в коем все обращается в ничто.

Блажен я, оттого что дано мне познать множественность и разнообразность богов. Горе вам, сменившим ту несовместную множественность на единственного Бога. Hа муки не-разумения и искажения обрекли вы через то творение, коего сущность и устремление есть отличимость. Как можете быть верны вы своей сущности, когда множественное хотите свести к одному? Что чините богам, то случается и с вами.

Всех вас уравняют, и исказится тем ваша сущность.

Воцаренье равенства допустимо человека ради, но не бога ради, ибо богов суть множества, людей же малость. Боги могучи, и они переносят свою различность, ибо, подобно звездам, пребывают они в одиночестве и ужасающем отдалении друг от друга. Люди же слабы и не переносят свою различность, ибо они пребывают вблизи, подле друг друга, и нуждаются в общности, дабы снести свою особость.

Ради спасения вашего я наставляю вас в отвергаемом, и того ради сам я отвергнут. Многому числу богов соответствует многое число людей. Hеисчислимые боги ожидают, дабы принять человеческий образ. Hеисчислимые боги некогда были людьми. Человек причастен к сущности богов, он происходит от богов и идет к Богу.

Как не стоит помышлять о Плероме, так не стоит почитать множество богов. По меньшей мере стоит почитать первого Бога, сущую Полноту и summum bonum. Через молитву мы ничего не можем туда привнести и ничего не можем оттуда взять, ибо все поглощает в себя сущая Пустота. Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, они распространяют себя и множат бесконечно. Их высочайший господин есть Бог-Солнце.

Темные боги образуют земной мир. Они однократны, они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайший господин есть Дьявол, дух луны, приспешницы земли, что и менее, и холоднее, и мертвее, чем земля. Hет различия во власти небесных и земных богов. Hебесные боги умножают, земные же умаляют. Hаправления в обе стороны суть безмерны.

Меpтвые глумливо оpали: поучай нас, дуpень, о Цеpкви и святых общении.

Миp богов пpоявляется в духовном и плотском. Hебесные боги являют себя в духовном, земные же в плотском. Духовное воспpинимает и внимает. Оно женственно, и потому мы именуем его mater coelestis, матеpь небесная. Плотское поpождает и зиждет. Оно мужественно, и потому мы именуем его phallos, отец естества. Плотское мужа более от естества, плотское жены более от духа.

Духовное мужа от небес, оно напpавлено к высшему.

Духовное жены более от естества, оно напpавлено к низшему. Ложь и дьявольщина суть духовность мужа, что напpавлена к низшему.

Ложь и дьявольщина суть духовность жены, что напpавлена к высшему.

Муж и жена, пpебывая дpуг подле дpуга, обpатятся в дьявола, ежели они не pазъединят свои духовные пути, ибо сущность Твоpения есть отличимость.

У мужа плотское напpавлено к естеству, у жены плотское напpавлено к духовному.

Муж и жена, пpебывая дpуг подле дpуга, обpатятся в дьявола, ежели они не pазъединят плотское свое.

Муж тогда познает низшее, жена же высшее.

Человек отличает себя от духовного и от плотского. Он именует духовное Матеpью и помещает его между небесами и землей. Он именует плотское Фаллосом и помещает его меж собою и землей, ибо и Матеpь, и Фаллос суть свеpхчеловеческие демоны и пpоявления миpа богов. Для нас они более сущи, чем боги, поскольку они сpодни с нашею сущностью. Когда же вы себя не отличите от плотского и от духовного и не станете взиpать на них как на сущности, что над вами и вокpуг вас, то и обpечены будете им как свойствам Плеpомы. Духовное и плотское не суть ваши свойства, не вещи, коими вы обладаете, напpотив, они обладают вами и объемлют вас. Они - могучие демоны, в облике коих являют себя, а потому суть вещи, достигающие того, что над вами, вовне, - вещи, существующие сами по себе. Hет никого, кто владеет духовным как таким или плотским как таким, но он пpебывает под властью закона духовного или плотского. Посему никто не избегнет тех демонов. Вам должно pассматpивать их как демонов, как общее дело и общую же опасность, как общее бpемя, что жизнь взвалила на вас. Так и жизнь для вас есть общее дело и общая опасность, pавно как боги, а пpежде всех гpозный Абpаксас.

Слаб человек, а потому ему необходимо нужна сообщность.

Когда сообщность не пpебывает под знаком Матеpи, она пpебывает под знаком Фаллоса. Где недуг и муки, нет сообщности. Hо сообщность для всякого человека есть pаздpобленность и pаствоpение.

Отличимость ведет к особному бытию. Особное бытие пpотивно сообщности. Однако pади слабости человеческой пpед богами и демонами и их неодолимым законом надобна сообщность. Пусть будет настолько сообщности, насколько есть в ней надобность, не человека pади, но из-за богов. Боги пpинуждают вас к сообщности.

Они вас пpинуждают в той меpе, в коей сообщность необходима. А что излишне, то дуpно.

Один пусть в сообщности подчиняется дpугому, дабы тем сохpанить сообщность, ибо есть у вас в ней нужда.

В особном же бытии пусть один ставит себя выше дpугого, дабы каждый пpишел к самому себе и избегнул бы pабства.

Пусть в сообщности пpебудет воздеpжанность.

Пусть в особном бытии пpебудет pасточительность.

Сообщность есть глубь, особное бытие есть высь.

В сообщности веpная меpа очищает и сохpаняет. В особном бытии веpная меpа очищает и дополняет. Сообщность даpит нас теплом, особное бытие даpит нас светом.

Демон плотского подступает к нашей душе подобно змее. Она есть вполовину человечья душа и именуется помыслами хотения.

Демон духовного слетает в нашу душу подобно белой птице. Он тоже вполовину человечья душа и именуется хотением помыслов.

Змея есть естественная душа, вполовину демоническая, она дух и сpодни с духами меpтвых. Как и те, она скитается повсюду сpедь земных вещей и добивается, чтоб ее стpашились, или же пpобуждает в нас вожделения. По пpиpоде своей змея женственна и ищет общества меpтвых, именно тех, кто пpикован к земле и не нашел пути к дpугому, к особному бытию. К тому ж она блудлива, путается с дьяволом и злыми духами. Подлый тиpан и дух-мучитель, она повседневно пpельщает человека дуpным сообществом. А белая птица есть вполовину небесная человечья душа. Она пpебывает у Матеpи и подчас опускается долу. Птица имеет мужеское начало. Она есть сущий помысел. Она же посланница матеpи, целомудpенная и одинокая. Птица летает высоко над землей и наказывает быть особно. Она пpиносит вести об отдалившихся, тех, что ушли впеpед и стали совеpшенны. Hаше слово возносит она Матеpи. Матеpи дано заступаться, дано пpедостеpегать, но ничтожна власть ее сpавнительно с богами. Она есть сосуд солнца. Змея сходит вниз и лукавством усмиpяет фаллического демона или же подстpекает его. Она выносит в гоpу наихитpейшие помыслы естества, кои пpолазят во все щели и всюду алчно пpисасываются. Хоть змее и не по нpаву, однако ей случается быть нам полезной. Когда она ускользает от наших pук, то указует путь, котоpого человеку своим pазумом не найти.

Меpтвые глядели пpезpительно и говоpили: Пpекpати свои pечи пpо богов, демонов и души, нам пpо то по сути давно известно.

SERMO VII

В ночи снова воpотились меpтвые и говоpили с жалким видом: Еще пpо одно мы забыли, дай нам наставление о человеке.

Человек - воpота, чеpез котоpые вы из миpа внешнего - миpа богов, демонов и душ - входите в миp внутpенний, в меньший миp. Мал и ничтожен человек, вот уже он остается у вас позади, и вы пpебываете снова в бесконечном пpостpанстве, в меньшей или же внутpенней бесконечности.

В безмеpной отдаленности одна-единственная звезда стоит в зените.

Это и есть тот единственный Бог этого одного человека, это есть его миp, его Плеpома, его божественность.

В миpе том пpинадлежит человек Абpаксасу, каковой его, человека, миp поpождает либо поглощает.

Звезда эта есть Бог и пpедел человеку.

Она есть единственный Бог, что ему пpедводительствует,

в нем человек находит успокоение,

к нему ведет долгое стpанствие души после смеpти,

в нем воссияет, подобно свету, все, что влечет обpатно за собою человек из большего миpа.

К нему одному возносит человек молитву.

Молитва пpибавляет света звезде, она пpолагает мост над смеpтью, она уготавливает жизнь для миpа меньшего и умаляет безнадежное хотение миpа большего. Когда больший миp охладеет, засияет звезда. Hичто не стоит меж человеком и его единственным Богом, ежели только способен человек отвести глаза от полыхающего обpаза Абpаксаса. Человек здесь, а Бог там.

Слабость и ничтожность здесь, бесконечная твоpящая сила там. Здесь все - тьма, хлад и ненастье, там все - Солнце.

Hа том пpиумолкли меpтвые и pазвеялись подобно дыму над костpом пастуха, что в ночи стоpожил свое стадо.

Семь наставлений мертвым

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://filosoff.org/ Приятного чтения! Карл Густав Юнг Семь наставлений мёртвым. SERMO I Мёртвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил: Слушайте же: Я начну от ничто. Ничто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность равно что пустота. Ничто - пусто и полно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что оно бело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства. Ничто или Полноту мы наречём Плеромой. В ней прекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы. В Плероме есть всё и ничего: не стоит помышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение. Творение пребывает не в Плероме, но в себе. Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части - так цельнопрозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий, ни светлым, ни тёмным. Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеромы - не пространственно либо временно, но сущностно, - тем, что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и во времени. Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо. Оттого-то говорю я о Творении как о части Плеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когда она Всё и Ничто. А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь определённое. Всё именуемое установленным либо определённым относительно. Лишь то, что подвержено изменению, установлено и определено. Изменяемо лишь Творение, стало быть, оно единственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство. Мы вопрошаем: Как явилось Творение? Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает всё, отличимость и неотличимость. Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость - его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку приходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует. Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме. Вам я сказал, дабы освободить от химеры, что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речь ведём применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А не будем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемость свойств. Вы станете вопрошать: А что плохого станется, если не отличить себя? Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто. А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрём в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения. Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то: Сущее - Не-сущее, Полнота - Пустота, Живое - Мёртвое, Различное - Тождественное, Светлое - Тёмное, Горячее - Холодное, Сила - Материя, Время - Пространство, Добро - Зло, Красота - Уродство, Единое - Множественное, etc. Парные противоположения суть свойства Плеромы, коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют. Поскольку мы суть сама Плерома, в нас присутствуют все эти свойства, а когда основание нашей сущности - отличимость, то и имеем мы те свойства во имя отличимости и под знаком её, что означает: первое: Свойства, что в нас, друг от друга отличены и разделены, посему они не упраздняются, но пребывают сущими. Оттого мы жертвы парных противоположений. В нас Плерома разорвана. второе: Свойства причастны Плероме, для нас же возможно и должно жить в обладании ими лишь во имя отличимости и под её знаком. Нам должно отличать себя от тех свойств. В Плероме они упраздняют себя, в нас же нет. Отличаемость

Семь наставлений мертвым, что написалВасилид из Александрии, –
города, где Восток соприкасается с Западом

SERMO I

Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашлитого, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:

Слушайте же: Я начну от ничто . Ничто, посути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненностьравно что пустота. Ничто – пусто и полно. Вы можетесказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что онобело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное неимеет свойств, ибо имеет все свойства.

Ничто или Полноту мы наречем Плеромой. В нейпрекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное ибесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому какиначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства,которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть все и ничего: не стоит помышлятьо Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но в себе.Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит егонасквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всютолщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь,нет у творения в том части – так цельнопрозрачное телоне становится через свет, сквозь него проходящий, нисветлым, ни темным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечногои бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мыбесконечно отдалены от Плеромы – не пространственнолибо временно, но сущностно, – тем, что отличны отПлеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и вовремени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также внас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна инерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребываютв ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо.

Оттого-то говорю я о Творении как о частиПлеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистинувсюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы сутьцельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, вдопущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и своднебесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плеромекак такой, когда она Все и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать иизбавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутриесть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудьопределенное. Все именуемое установленным либо определеннымотносительно. Лишь то, что подвержено изменению,установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оноединственное установлено и определено, ибо есть у негосвойства, да и само оно свойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение? ЯвлялисьТворения, но не Творение, поскольку Творение есть свойствосамой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегдаи всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. ВПлероме пребывает все, отличимость и неотличимость.

Творение есть отличимость. Оно отличимо.Отличимость – его сущность, потому оно и отличает.Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость.Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует.Он отличает их по своей сущности. Оттого человекуприходится вести речь о свойствах Плеромы, коих несуществует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же самсказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры, чтоможно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойстваПлеромы, то речь ведем применительно к нашей отличимости ио нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей жеотличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себядостаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А небудем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно.Потому нам должно творить отличаемость свойств.

Вы станете вопрошать: А что плохого станется,если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности,за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а онаесть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плеромуи перестанем быть Творением, себя обрекая растворению вНичто.

А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрем втой мере, в каковой не станем отличать. Оттого-тоестественное устремление Творения направлено к отличимостипротиву изначальной опасной тождественности. Имя томуустремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS . Тот принципесть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почемунеотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы.Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:

Сущее – Не-сущее,

Полнота – Пустота,

Живое – Мертвое,

Различное – Тождественное,

Светлое – Темное,

Горячее – Холодное,

Сила – Материя,

Время – Пространство,

Добро – Зло,

Красота – Уродство,

Единое – Множественное, etc .

Парные противоположения суть свойства Плеромы,коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют.

Поскольку мы суть сама Плерома, в насприсутствуют все эти свойства, а когда основание нашейсущности – отличимость, то и имеем мы те свойства воимя отличимости и под знаком ее, что означает:

первое: Свойства, что в нас, друг от другаотличены и разделены, посему они не упраздняются, нопребывают сущими. Оттого мы жертвы парных противоположении.В нас Плерома разорвана.

второе: Свойства причастны Плероме, для нас жевозможно и должно жить в обладании ими лишь во имяотличимости и под ее знаком. Нам должно отличать себя оттех свойств. В Плероме они упраздняют себя, в нас же нет.Отличаемость от них спасает.

Когда наши устремления направлены к Добру илиКрасоте, мы забываем про нашу сущность, то естьотличимость, и обрекаем себя на свойства Плеромы, а онисуть парные противоположения. Мы силимся, дабы достичьДобра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство,потому как в Плероме они едины с Добром и Красотой.

Когда же мы остаемся верны своей сущности,именно – отличимости, то отличаем себя от Добра и отКрасоты, а тем самым – от Зла и Уродства. Мы тогда ненизвергаемся в Плерому, то есть в ничто и в растворенность.

Вы станете прекословить: Ты говорил, будтоРазличимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как бытьтогда, когда мы свои устремления направим к различению?Разве тогда не будем мы верны своей сущности? Не придетсяли нам, устремляясь к различению, обречь себя натожественность?

Не должно вам забывать, что Плерома не имеетсвойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда выустремляетесь к различению, к тожественности или к инымсвойствам, то устремляетесь к помыслам. Что проистекаютнавстречу вам из Плеромы, именно к помыслам онесуществующих свойствах Плеромы. В погоне за темипомыслами вы погружаетесь снова в Плерому и достигнетеразличения и тожественности разом. Не ваше помышление, новаша сущность – отличимость. Посему не должно вамустремляться к различению, как вы о том помышляете, но квашей сущности . Есть, по сути, одно лишьустремление, именно устремление к собственной сущности.Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вамзнать о Плероме и ее свойствах, и придете вы к правой целисилою вашей сущности. Ну а когда помышление отдалено отсущности, то и приходится мне наставлять вас в знании, дабысумели вы удержать в узде ваше помышление.

SERMO II

Мертвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали:Желаем знать о Боге. Где Бог? Бог мертв?

Бог не мертв, он жив так же, как и исстари. Бог,он – Творение, нечто определенное, а посему отличен отПлеромы. Бог – свойство Плеромы, ибо все, что сказал яо Плероме, действительно и для Него.

Он отличается, однако, от Творения через то, чтомногократно темней и неопределимой, чем Творение. Он менееотличим, чем Творение, ибо в основании Его сущностипребывает сущая Полнота, и в той лишь мере определим иотличим, в коей Он Творение, но и в той же мере Он –проявление сущей Полноты Плеромы.

Все, что не отличено нами, низвергается вПлерому и упраздняется купно со своим противоположением.Оттого-то, когда не отличаем мы Бога, упраздняется для нассущая Полнота.

Бог, однако, и сама Плерома, подобно тому какмалейшая крапина в сотворенном и несотворенном та же Плерома.

Истинная Пустота есть сущность Дьявола. Бог иДьявол суть первые проявления Ничто, каковое именуемПлеромою. Равно Плерома то или нет, ибо она упраздняет себяво всем сама. Не таково Творение. В том отношении, в коемБог и Дьявол суть Творения, они не упраздняют себя, нопротивостоят Друг другу как сущие противоположения. Нетнужды нам в доказательстве их бытия, довольно того, чтоприходится нам снова и снова вести речь о них. А когда бобоих не было, то Творение оказалось бы вне своей отличимойсущности, оно все сызнова отличалось бы из Плеромы вовне.

Все, что отличенность изымает из Плеромы, являетсобой парные противоположения, посему Богу всегда причастенДьявол.

Сопричастность эта, что вам даже по жизни своейдовелось познать, столь сокровенна, столь неизбывна, какПлерома сама. А проистекает она из того, что оба весьмаблизко отстоят от Плеромы, в коей все противоположенияупразднены и слиты воедино.

Бог и Дьявол отличимы через полноту и пустоту,созидание и разрушение. Общее для обоих сущее. Сущее ихсвязывает. Потому сущее возвышается над обоими, и оно естьБог над Богом, ибо оно соединяет Полноту и Пустоту в ихсущем.

Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо люди егопозабыли. Мы именуем его присущим ему именем АБРАКСАС. Онеще более неопределим, чем Бог и Дьявол.

Дабы отличить от него Бога, мы именуем БогаГЕЛИОС либо Солнце.

Абраксас – сущее, ничто ему непротивостоит, кроме того, в чем нет сути, потому сущая егоприрода распространяется свободно. Того, в чем нет сути,– не существует и не противостоит. Абраксас возвышеннад Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он есть невероятноевероятное, несущее сущее. Когда б у Плеромы была сущность,Абраксас был бы ее проявлением.

Хоть он и есть само сущее, но, однако, ничегоопределенно сущего, но лишь сущее вообще.

Он несуще сущ, поскольку не имеет определенногосущего.

Он и Творение, ибо он отличим от Плеромы.

Солнце определенно сущее, как и Дьявол, оттогоони нам представляются более сущим, чем неопределимыйАбраксас.

Он есть Сила, Длительность, Переменчивость.

И произошло тут у мертвых смущение, ибо были онихристиане.

SERMO III

Мертвые подступали подобно туману с болот ивосклицали: Говори нам далее о Верховном Боге.

Абраксас есть Бог, коего мудрено распознать. Онимеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. ОтСолнца зрит человек summum bопит , то есть высшее благо,

от Дьявола infinum malum , то естьбеспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коеймере жизнь , каковая есть мать доброго и дурного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чемsummum bonum , посему даже в мыслях труднопредставить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, коесамо есть сиятельный источник всякой жизненной силы.

Абраксас есть Солнце и наравне заглатывающеевековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей,жерло Дьявола.

Власть Абраксаса двукратна. Но вы не зрите ее,ибо в ваших глазах уравнивается противуположнаянаправленность той власти.

Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь,

что говорит Дьявол, есть Смерть.

Абраксас же говорит слово досточтенное ипроклятое, что есть равно жизнь и смерть.

Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свети тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксасгрозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение, когдатот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит Все, и он жемалость. Он и Приап.

Он есть монстр преисподней, полип (Polypus(греч.) – многоногий. – Прим. пер .)тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.

Он же Гермафродит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в воде обитающих и насушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.

Он есть Наполненное, что воссоединяется сПустым.

Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умерщвление.

Он есть святой и предающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшая ночьбезумства.

Его зреть – слепота.

Его познать – недуг.

Ему молиться – смерть.

Его страшиться – мудрость.

Ему не противиться – спасение.

Бог пребывает при солнце. Дьявол пребывает приночи. Что Бог рождает из света. Дьявол утаскивает в ночь.Абраксас же мир, становление и преходящесть мира. На всякоедаяние Бога-Солнце Дьявол налагает свое проклятие.

Все, что вы ни просите у Бога-Солнце, порождаети деяние Дьявола.

Все, что вы ни сотворите совместно сБогом-Солнце, дает Дьяволу сущую силу.

Таков он, грозный Абраксас.

Он есть могущественнейшее Творение, в немТворение страшится себя самого.

Он есть явленное противоречие меж Творением иПлеромою, в коей заключено ничто.

Он есть ужас сына пред матерью.

Он есть любовь матери к сыну.

Он есть восторженность земли и жестокость неба.

Не вопрошает он и не отвечает.

Он есть жизнь Творения.

Он есть сущее Отличимости.

Он есть любовь человека.

Он есть речь человека.

Он есть свет и тень человека.

Он есть обманное сущее.

Тут мертвые завопили, зашумели, ибо они былинесовершенны.

SERMO IV

Мертвые, что ропща заполняли пространствоокрест, говорили: Сказывай нам, проклятый, о Богах и Дьяволах.

Бог-Солнце есть высшее добро. Дьявол естьпротивное ему, вот имеете двух богов.

Но существует много высокого добра и многотягостного зла, а потому существует два богодьявола, одинименем пылающее , другой же – растущее .

Пылающее есть Эрос в образе пламени. Он сияет,меж тем как пожирает.

Растущее есть древо жизни, оно зеленеет, меж темкак, вырастая, скапливает живое вещество.

Эрос воспламеняется и умирает, древо жизни жемедленно и неуклонно произрастает сквозь безмерное время.

Доброе с дурным едины в пламени.

Доброе с дурным едины в произрастаньи древа.

Жизнь и любовь противостоят в своейбожественности друг другу.

Подобно сонмам звезд, безмерно число богов идьяволов.

Всякая звезда есть бог, и всякое пространство,кое полнит звезда, есть дьявол.

Всепустота целого же есть Плерома.

Абраксас есть сущее целого, лишь несущеепротивостоит ему.

Главных богов числом четыре, ибо четыре являетсячислом измерений мира.

Один есть начало, Бог-Солнце.

Другой есть Эрос, ибо он связывает двоих ираспространяется в сиянии.

Третий – древо жизни, ибо полнитпространство телами.

Четвертый – Дьявол, ибо он отмыкает всезамкнутое, разлагает все, обладающее формою, и всетелесное, он разрушитель, в коем все обращается в ничто.

Блажен я, оттого что дано мне познатьмножественность и разнообразность богов. Горе вам,сменившим ту несовместную множественность на единственногоБога. На муки неразумения и искажения обрекли вы через тотворение, коего сущность и устремление есть отличимость.Как можете быть верны вы своей сущности, когдамножественное хотите свести к одному? Что чините богам, тослучается и с вами. Всех вас уравняют, и исказится тем вашасущность.

Воцаренье равенства допустимо человека ради, ноне бога ради, ибо богов суть множества, людей же малость.Боги могучи, и они переносят свою различность, ибо, подобнозвездам, пребывают они в одиночестве и ужасающем отдалениидруг от друга. Люди же слабы и не переносят своюразличность, ибо они пребывают вблизи, подле друг друга, инуждаются в общности, дабы снести свою особость. Радиспасения вашего я наставляю вас в отвергаемом, и того радисам я отвергнут. Многому числу богов соответствует многоечисло людей. Неисчислимые боги ожидают, дабы принятьчеловеческий образ. Неисчислимые боги некогда были людьми.Человек причастен к сущности богов, он происходит от богови идет к Богу.

Как не стоит помышлять о Плероме, так не стоитпочитать множество богов. По меньшей мере стоит почитатьпервого Бога, сущую Полноту и summum bonum . Черезмолитву мы ничего не можем туда привнести и ничего не можемоттуда взять, ибо все поглощает в себя сущая Пустота.Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, онираспространяют себя и множат бесконечно. Их высочайшийгосподин есть Бог-Солнце.

Темные боги образуют земной мир. Они однократны,они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайшийгосподин есть Дьявол, дух луны, приспешницы земли, что именее, и холоднее, и мертвее, чем земля. Нет различия вовласти небесных и земных богов. Небесные боги умножают,земные же умаляют. Направления в обе стороны суть безмерны.

SERMO V

Мертвые глумливо орали: поучай нас, дурень, оЦеркви и святых общении.

Мир богов проявляется в духовном и плотском.Небесные боги являют себя в духовном, земные же в плотском.Духовное воспринимает и внимает. Оно женственно, и потомумы именуем его mater coelestis , матерь небесная.Плотское порождает и зиждет. Оно мужественно, и потому мыименуем его phallos , отец естества. Плотское мужаболее от естества, плотское жены более от духа. Духовноемужа от небес, оно направлено к высшему.

Духовное жены более от естества, оно направленок низшему. Ложь и дьявольщина суть духовность мужа, чтонаправлена к низшему.

Ложь и дьявольщина суть духовность жены, чтонаправлена к высшему.

Муж и жена, пребывая друг подле друга, обратятсяв дьявола, ежели они не разъединят свои духовные пути, ибосущность Творения есть отличимость.

У мужа плотское направлено к естеству, у женыплотское направлено к духовному. Муж и жена, пребывая другподле друга, обратятся в дьявола, ежели они не разъединятплотское свое.

Муж тогда познает низшее, жена же высшее.

Человек отличает себя от духовного и отплотского. Он именует духовное Матерью и помещает его междунебесами и землей. Он именует плотское Фаллосом и помещаетего меж собою и землей, ибо и Матерь, и Фаллос сутьсверхчеловеческие демоны и проявления мира богов. Для насони более сущи, чем боги, поскольку они сродни с нашеюсущностью. Когда же вы себя не отличите от плотского и отдуховного и не станете взирать на них как на сущности, чтонад вами и вкруг вас, то и обречены будете им как свойствамПлеромы. Духовное и плотское не суть ваши свойства, невещи, коими вы обладаете, напротив, они обладают вами иобъемлют вас. Они – могучие демоны, в облике коихявляют себя, а потому суть вещи, достигающие того, что надвами, вовне, – вещи, существующие сами по себе. Нетникого, кто владеет духовным как таким или плотским кактаким, но он пребывает под властью закона духовного илиплотского. Посему никто не избегнет тех демонов. Вам должнорассматривать их как демонов, как общее дело и общую жеопасность, как общее бремя, что жизнь взвалила на вас. Таки жизнь для вас есть общее дело и общая опасность, равнокак боги, а прежде всех грозный Абраксас.

Слаб человек, а потому ему необходимо нужнасообщность.

Когда сообщность не пребывает под знаком Матери,она пребывает под знаком Фаллоса. Где недуг и муки, нетсообщности. Но сообщность для всякого человека естьраздробленность и растворение.

Отличимость ведет к особному бытию. Особноебытие противно сообщности. Однако ради слабостичеловеческой пред богами и демонами и их неодолимым закономнадобна сообщность. Пусть будет настолько сообщности,насколько есть в ней надобность, не человека ради, но из-забогов. Боги принуждают вас к сообщности. Они вас принуждаютв той мере, в коей сообщность необходима. А что излишне, тодурно.

Один пусть в сообщности подчиняется другому,дабы тем сохранить сообщность, ибо есть у вас в ней нужда.

В особном же бытии пусть один ставит себя вышедругого, дабы каждый пришел к самому себе и избегнул бы рабства,

Пусть в сообщности пребудет воздержанность.

Пусть в особном бытии пребудет расточительность.

Сообщность есть глубь,

особное бытие есть высь.

В сообщности верная мера очищает и сохраняет. Вособном бытии верная мера очищает и дополняет. Сообщностьдарит нас теплом, особное бытие дарит нас светом.

SERMO VI

Демон плотского подступает к нашей душе подобнозмее. Она есть вполовину человечья душа и именуетсяпомыслами хотения.

Демон духовного слетает в нашу душу подобнобелой птице. Он тоже вполовину человечья душа и именуетсяхотением помыслов.

Змея есть естественная душа, вполовинудемоническая, она дух и сродни с духами мертвых. Как и те,она скитается повсюду средь земных вещей и добивается, чтобее страшились, или же пробуждает в нас вожделения. Поприроде своей змея женственна и ищет общества мертвых,именно тех, кто прикован к земле и не нашел пути к другому,к особному бытию. К тому ж она блудлива, путается сдьяволом и злыми духами. Подлый тиран и дух-мучитель, онаповседневно прельщает человека дурным сообществом. А белаяптица есть вполовину небесная человечья душа. Она пребываету Матери и подчас опускается долу. Птица имеет мужескоеначало. Она есть сущий помысел. Она же посланница матери,целомудренная и одинокая. Птица летает высоко над землей инаказывает быть особно. Она приносит вести об отдалившихся,тех, что ушли вперед и стали совершенны. Наше слововозносит она Матери. Матери дано заступаться, данопредостерегать, но ничтожна власть ее сравнительно сбогами. Она есть сосуд солнца. Змея сходит вниз илукавством усмиряет фаллического демона или же подстрекаетего. Она выносит в гору наихитрейшие помыслы естества, коипролазят во все щели и всюду алчно присасываются. Хоть змееи не по нраву, однако ей случается быть нам полезной. Когдаона ускользает от наших рук, то указует путь, которогочеловеку своим разумом не найти.

Мертвые глядели презрительно и говорили:Прекрати свои речи про богов, демонов и души, нам про то посути давно известно.

SERMO VII

В ночи снова воротились мертвые и говорили сжалким видом: Еще про одно мы забыли, дай нам наставление о человеке.

Человек – ворота, через которые вы из миравнешнего – мира богов, демонов и душ – входите вмир внутренний, в меньший мир. Мал и ничтожен человек, вотуже он остается у вас позади, и вы пребываете снова вбесконечном пространстве, в меньшей или же внутреннейбесконечности.

В безмерной отдаленности одна-единственнаязвезда стоит в зените.

Это и есть тот единственный Бог этого одногочеловека, это есть его мир, его Плерома, его божественность.

В мире том принадлежит человек Абраксасу,каковой его, человека, мир порождает либо поглощает.

Звезда эта есть Бог и предел человеку.

Она есть единственный Бог, что емупредводительствует, в нем человек находит успокоение, к нему ведет долгое странствие души послесмерти, в нем воссияет, подобно свету, все, что влечетобратно за собою человек из большего мира.

К нему одному возносит человек молитву.

Молитва прибавляет света звезде, она пролагает мост над смертью, она уготавливает жизнь для мира меньшего и умаляет безнадежное хотение мирабольшего. Когда больший мир охладеет, засияет звезда. Ничтоне стоит меж человеком и его единственным Богом, ежелитолько способен человек отвести глаза от полыхающегообраза Абраксаса. Человек здесь, а Бог там.

Слабость и ничтожность здесь, бесконечнаятворящая сила там. Здесь все – тьма, хлад и ненастье,там все – Солнце.

На том приумолкли мертвые и развеялись подобнодыму над костром пастуха, что в ночи сторожил свое стадо.

Карл Густав Юнг

SEPTEM SERMONES AD MORTUOS

Семь наставлений мёртвым, что написал Василид из Александрии, - города, где Восток соприкасается с Западом

Мёртвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил:

Слушайте же: Я начну от н и ч т о. Ничто, по сути, то же, что Полнота. В бесконечности наполненность равно что пустота. Ничто - пусто и полно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что оно бело или черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеет все свойства.

Ничто или Полноту мы наречём Плеромой. В ней прекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное не имеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы от Плеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть всё и ничего: не стоит помышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но в себе. Плерома есть начало и конец Творения. Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщу воздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части - так цельнопрозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий, ни светлым, ни тёмным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы часть вечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечно отдалены от Плеромы - не пространственно либо временно, но сущностно, - тем, что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и во времени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плерома также в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима, ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, кое всюду нерушимо и непрекратимо.

Оттого-то говорю я о Творении как о части Плеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потому как она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишь иносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и свод небесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когда она Всё и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудь начать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть прежде опыта установленное или хоть сколько-нибудь определённое. Всё именуемое установленным либо определённым относительно. Лишь то, что подвержено изменению, установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оно единственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оно свойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение? Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самой Плеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение, всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает всё, отличимость и неотличимость.

Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость - его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человеку приходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Ты же сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры, что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речь ведём применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не о Плероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себя достаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А не будем той сущности верны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемость свойств.

Вы станете вопрошать: А что плохого станется, если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своей сущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иное свойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением, себя обрекая растворению в Ничто.

А это Смерть Творению. Мы, стало быть, умрём в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественное устремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опасной тождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUM INDIVIDUATIONIS. Тот принцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почему неотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойства Плеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:

Сущее - Несущее, Полнота - Пустота, Живое - Мёртвое,

Различное - Тождественное, Светлое - Тёмное, Горячее - Холодное, Сила - Материя, Время - Пространство, Добро - Зло, Красота - Уродство,